Правда ветра — Глава XI

Правда ветра — Глава XI

Тусклое мерцание.

Тишина.

Сквозь вату мёртвого воздуха; тысячелетия мерцающей глубины сохранили светя­щиеся всполохи на древнем дне. От края до края под тоннами вечности. Умиротворяю­щие далёкие пронзительные крики, постоянные и привычные, высушивающие пыльный красный песок под головой; безразличные призраки далёких чёрных скал предела.

Тишина.

Смоляные волосы гранита; столь долгий путь по утробе вверх до мрачных границ утра. За ними лишь бесконечные красные дюны.

Когда они ушли, он долго вслушивался в темноту комнаты. Уставшие кровати жались к холодным стенам, ища у них защиты от следов присутствия тех, кто столь внезапно здесь появился и столь стремительно исчез. Мёртвая неподвижность воздуха и грязь из­мятых простыней наваливались сверху, тянули к полу.

Они пришли в сумерках летнего вечера, молчаливые свидетели его одиночества, остановившиеся у высокого порога — тёмные глаза чужих гостей взглядами сквозь про­зрачную пыльную стену открытой двери. Он молча смотрел на них, приглашая войти, раздвигая старые стены, сидя на внезапно гостеприимной кровати. Пыль сочилась из но­здрей; он провёл их на середину комнаты и лёг на кровать, забывшись своим самым глу­боким сном.

Призрачные всполохи над красной равниной.

«Проведи меня дальше сквозь зиму, на первый попавшийся холм. Сквозь вереск, растущий под мёртвыми лучами Сообщника; там, где пыльные корни, обвившись вокруг бесплотных ступней, уведут к себе на праздник огня.»

Ты видишь уставших псов, прогрызающих норы в песке; вечный дождь размывает глаза. Если ты спустишься к берегу, вниз, волны узнают тебя; они расскажут о жёлтом сия­нии сна, как и каждую ночь; он с тобой, проносящемся из конца в конец над бесконечной цветущей равниной.

Но на утро, слыша далёкий голос из-за утренней полной луны, ты меняешь цвета. Краски сна на безжизненный синий свет вокруг древней луны. Солнце твоего ада.

Река расплавленного серебра течёт вниз по выжженным холмам на город сна, засты­вая грязным шлаком на изгибах улиц, вмерзая в сырые брёвна стен. Измученные красны­ми ночными оргазмами мертвецы, открывающие двери навстречу грязному синему ту­ману, со стонами облегчения растворяются в нём, уносясь бесплотными призраками к на­бирающей силы луне.

Время червей. Теперь забудь, где ты был и беги. Блики тысяч свечей на влажных изгибах осени. Всё вокруг.

— Посол?

Тёмное дерево в испарине кошмара. Время втекает грязным дымом сквозь щели в приоткрытых окнах. Стелется по полу, вымывая жирную грязь из углов; дальше через по­рог, прочь. Стальной свет сквозь слизь стекла, вниз из прорванных ночью туч.

«Ты был с нами, отец, посмотри на своих новых детей» — разноцветные твари с под­носами в руках, раздевающие грязных младенцев. Крики в тему мелодии струн.

«Поздний ужин, отец. Раздели наш улов.»

Прохладный кристально чистый воздух. Снежные вершины гор вокруг в сиянии вы­сокого солнца. Снег. Ветер.

— Что это за место?

— Не имею ни малейшего понятия, — посол плотнее закутался в плащ, — но здесь красиво.

Они шли по сверкающему склону, бесцельно продвигаясь вперёд по гребню горы.

— И уж во всяком случае безопаснее. Ты позвал меня вовремя. Ещё немного, и я уже никогда не смог бы вывести нас оттуда, — снежная пауза. — Для чего мы там были? Зачем ты привёл нас?

Глаза снега сквозь мерцание дня. Ниа стоит, отдав пустующий взгляд далёким вер­шинам холодных гор.

— Я не знаю. Я никогда раньше не видел тех мест, в которых я был. И сейчас мне всё больше кажется, что я провёл вечность в предместьях ада.

Посол пристально смотрел в глаза цвета осеннего неба.

— Ты не узнал своего дома?