О, Мать! Позволь мне выйти отсюда, высекая искры из собственного тела, бьющегося в проёме двери. Верни мне чувства, верни разум. Ты есть, а я лишь лаю; но внутри, ты знаешь, среди пожухлых листьев и собачьего дерьма я жду, я алчу твоего ответа. Но нет его, пока я слеп и глух. Среди цветов и света, раскиданных по старому двору, я вынужден искать ответа среди людей как я, о том, зачем живу. Мерцающее небо. То тьма, то вспышка, но все вокруг слепы. Не оставляй меня, ты видишь ту же серую скалу, что погребёт меня.
Всё дальше. Растворяются в том, что ты знал, твои друзья, враги и демоны. Уже давно не видишь ни звезды, ни смысла, ни цели. Ты у врат бессмысленности.
— Скажи, ты всё ещё любишь свою жену?
— Конечно!
— Скажи, ты всё ещё любишь жизнь?
Ветвь ели ноябрьской ночью, тихая луна, нет. Мёртвые собаки кричат о своей судьбе, живые люди жгут мох. Ночь.
А на утро под беспощадными и добрыми лучами отца ты лижешь камень. Ты смотришь вдаль, но там прекрасная дымка. Ты ждёшь друга, но его пока нет.
— Где мы?
— Лежи.
— Ответь!
— Лежи.
И потом небо вспыхивает ярко и беспомощно. Мёртвые собаки следят за тобой сверху. Мёртвые собаки уходят, и ты остаёшься один.
Где есть бирюзовое небо и яркая, как мёд земля? Где есть падающие ветви и радующиеся волки на песке?
Есть холодная земля и тусклое небо. Есть боящиеся мыши в норах и мокрые лисы на опушке. Есть волки, жующие землю и скалящиеся на голые деревья.
Далёкий крик — Дмитрий Соломоныч! Что вы делаете этим вечером?
Деревья падают. Лисы убегают.
— Ничего. Рад буду с вами встретиться.
Душно. Ярко светит лампа. За стеклом лишь отражение нас. Я напиваюсь в говно и падаю мордой в пол. Птиц в комнате нет. До утра ещё далеко.